Форум БП

30.09.07

Это было осенью. Он смотрел в окно, и всё слегка размазывалось – деревья, ветер и тревожное небо. За окном было много всего - там были дома, провода, машины, дороги, люди и куча всякообразного прочего бреда, но он видел только небольшую кучку деревьев далеко за всем этим на горизонте, которые колебались от ветра, и небо над ними. Деревья исходили уже вовсю осенними красками, и как будто в полоску, а может это был ветер, или его судорожный болезненный бред. Снизу деревья были зелёные, потом оранжевые, потом снова зелёные, потом снова оранжевые, потом бордово-красные, потом жёлтые, и потом снова зелёные – на самом верху. Они были длинные и заострённые, как кипарисы, и шатались от ветра.
- Ты бредишь, - сказала Сви, опускаясь рядом с ним на кровать. Сви принесла ему горячего кофе. С тех пор, как он заболел, она перестала читать, и только и делала, что сидела с ним. Его кровать упиралась изголовьем в самый угол, а рядом с ней стояла кровать Сви, с подушкой как раз возле его головы. Сви не любла оставлять его одного надолго.
- Мне странно свежо, - говорил он. – Мне странно свежо, Катерина... Ты могла бы принести меня к тем деревьям? Тем деревьям на горизонте, разноцветным... Разноцветные красивые деревья...
- Это я, милый, - говорила она. - Это я, Сви...
Она попробовала поцеловать его, и он заплакал, и опустился на подушку. Снова начал в бреду называть её именами своих бывших девушек. Говорил о деревьях. Сви не выдержала его, и вышла.
В кухне она поправляла волосы у зеркала, и думала. Давно, ещё когда в комнате жил его друг, и стояла третья кровать, в другом углу, ещё до его болезни – всё было по-другому. Сви видела в зеркале себя тогдашнюю – с фиолетовыми глазами, с глубокими пурпурными глазами, исполненными сил и радости. Их кровати тогда были сдвинуты вплотную, одна к другой. У них была кошка, серая кошка Нуся, и он сам любил ухаживать за ней, и кормить её. Сви умилительно смотрела на это, а его друг смеялся.
Теперь он уже не мог подняться и доползти до картонной коробки с кошкой, а кошка оттуда не выходила. Кошка родила троих котят, которые ползали под ней, прикреплённые к её чреву пуповинами. Двое из этих котят оказались кошечками, и тоже понарожали маленьких мяукающих комочков, которые крепко были прикреплены к их матерям пуповинами. Вся эта сложная гирлянда из пуповин и котов копошилась в картонной коробке, мяукала, и сосала молоко друг у друга безо всякого разбора, кто чья мать.
- Иди сюда, - позвал он как-то маленького серого котёнка, выкарабкавшегося из коробки, и болтавшегося в воздухе, подвешенного на пуповине. Котёнок только смотрел на него слабыми глазами, не в силах оторваться от пуповины. Потом пришла Сви, и осторожно вернула котёнка в колеблющуюся мягкую массу кошачьих тел.
Когда у него умер дед, он стал молчаливым. Рак передавался по мужской линии. Прадед к тому времени давно и прочно лежал в гробу, а отец его, пожарный, уже жаловался на хрипы в лёгких. На пожарах так много едких запахов и такой грязный воздух... Он знал, что ждёт его.
Потом уехал его друг, и они со Сви остались в комнате вдвоём. Кровати пришлось раздвинуть, потому что он не мог спокойно спать по ночам, и в ужасе обхватывал Сви после очередного кошмара, чуть не удушая её в своих объятиях. Потом у него начался этот конвульсивный бред.
- Там есть мост, - говорил он. – За мостом лежит целый город. Мост проходит над всем, над остальными городами, над людьми, над деревьями, над домами. Надо всеми остальными мостами... Я должен идти по этому мосту, в настоящий город...
- Лежи, - говорила Сви, и меняла ему компресс. Чем дальше, тем больше она меняла цвет своих глаз. С каждым днём всё меньше пурпура оставалось там, и только какая-то бесцветная, прозрачная пустота наполняла её.
- Кристина... – говорил он. – Отведи меня в тот город... Отведи меня по тому мосту...
И силился подняться, чтобы заглянуть в окно. Он видел только те деревья на горизонте, только те деревья. Единственное, что он знал от города за мостом.

Однажды ночью она проснулась от его горячего дыхания на своей щеке. Он смотрел на неё, почти вплотную прижавшись лицом, смотрел совсем по-другому чем обычно. Глаза его были наполнены жизнью, как и раньше.
- Беги отсюда, - попросил он её. – Беги без оглядки.
- Что?
- Беги, говорю я тебе, - попросил он умоляющим голосом. – Это для тебя же. Так надо.
- Ты с ума сошёл. Кто будет за тобой смотреть?
- Не мучай себя, Сви. Мне это не надо. От меня уже слишком мало осталось.
- Ты ещё жив.
- А ты уверена, что это я?
Она молчала.
- Беги, Сви.
Под утро у него был инсульт, и всё закончилось. Сви осталась с ним.

Он часто смотрел телевизор, и в одной передаче увидел, как люди приделали к креслу-каталке два баллона со сжатым углекислым газом. Кресло-каталка разгонялась и ехала, когда из баллонов выпускали газ. Загоревшись идеей, он умолил её сделать так же.
- Рита... Рита, мне нужны два баллона.
И он тыкал своей живой рукой в телевизор. Парализованная болталась как нечто приделанное к нему, как нечто неродное.
Сви пыталась объяснить ему, что денег осталось совсем мало, но он и слушать не хотел. В конце концов, она согласилась, и купила ему эти баллоны. Из-за проблем с деньгами она вынуждена была теперь целыми днями пропадать на работе, чтобы только прокормить его. Когда вечером она вернулась домой, он сидел в кресле, и приматывал баллоны скотчем к нему, что-то тихонько напевая.
- Что это? – спросила она.
- Это, Женя, я еду по главному мосту в главный город.
Она вышла в кухню, и там разрыдалась. Из крана текла вода, и её тихие сдавленные слёзы не были слышны ему. Когда она подняла голову и посмотрела в зеркало, она ужаснулась. Пурпура в её глазах не осталось совсем. Её радужные оболочки были бесцветными и пустыми, взгляд – рыбий.
Когда она вернулась, он уже сидел в кресле и учился ездить по комнате. Доктор сказал, что у него будет парализована половина тела, но не уточнял, какая именно. Поэтому у него иногда парализовывалась нижняя, иногда верхняя, иногда левая, иногда правая половина. Сейчас у него была парализована нижняя. Он весело шевелил обеими руками, включал по очереди баллоны, и кресло каталось по комнате. Из коробки с Нусей и её потомством доносилось тихое мяуканье.
Сви вышла.
На следующее утро у него усиился жар.
- Мне так хорошо, так свежо, - говорил он. – Я весь такой холодный и пространный, как после болезни. Я поправлюсь, и буду ходить, и снова всё у нас будет хорошо...
И он зашёлся в приступе кашля.
Сви потрогала его лоб – он был очень горячий, и покрытый холодным потом.
- Ничего не делай, пока я не вернусь с работы, - попросила она, надевая пальто.
- Где ты работаешь, Настя? – спросил он, слабо рассматривая её своим мутным взглядом. Она хотела ответить, но махнула рукой. Всё равно через день забудет, да и лучше ему этого не знать. Она закрыла дверь и ушла.

А вечером его уже не было. Весь пол был залит кровью. Когда Сви вошла, она напугалась, и сразу, не разуваясь, вбежала в их комнату. Все котята в коробке Нуси были отрезаны от неё, и рассеянно ползали по комнате. На полу валялись окровавленные пуповины. Нуся сидела на окне, и, довольная, мяукала. Котят было так много, что Сви ужаснулась, представив себе вид этой гирлянды, когда он вытащил всё это из ящика.
Ни кресла, ни его не было.
«Я уехал по мосту в город, Сви», - было написано на записке, которую он оставил на кровати.
В это время, он, с парализованной верхней половиной тела, вслепую шагал по мосту. Запасы газа в баллонах уже кончились, и кресло потеряло свою ценность. Он оставил его где-то позади, и всё шагал, шагал, вперёд, вслепую, куда-то в главный, и единственный город.
Туда, где качало ветром разноцветные деревья.